Среднеуральская политика в лицах. А. К. Измоденов

Участники беседы (март 2007 года):

Заборов Александр Владимирович

Измоденов Андрей Константинович — Председатель Счетной Палаты Законодательного Собрания Свердловской области, Депутат Съезда народных депутатов СССР 1989-1991 гг.

Начало политической биографии: завод в Сухом Логу

А. З.: Андрей Константинович, давай начнем с того, как ты пришел в политику?

А. И.: Я никогда не думал, что стану политиком. Расскажу по порядку. Родился я 19 мая 1952 г. в селе Курьи Сухоложского района, что рядом с курортом. Отец был работником комбината «Сухоложскцемент», мать — учителем. После окончания школы в 1969 г. я сначала поступал на механический факультет УПИ. Я тогда думал, что самое интересное в жизни, это специальность «Станки и инструменты». Но не поступил, не добрал один балл. Когда я вернулся из Свердловска ни с чем, отец мне сказал: «Ты не советовался со мной, когда шел поступать в вуз, теперь будешь делать то, что я скажу. Ты пойдешь на цементный завод слесарем». Я ему отвечал, что меня это не привлекает. Но отец настоял на своем. Отработав слесарем какое-то время, я понял, что так работать не хочу. Но в то же время я осознал, что на заводе мне интересно, есть куда приложить мозги, особенно меня занимало механическое оборудование цементного производства. В 1970 г. я пошел поступать на факультет технологии силикатов, чтобы затем вернуться на цементный комбинат в Сухом Логу. Когда понимаешь, зачем учишься в институте, образование идет эффективнее. Все студенческие годы по выходным я ездил в Сухой Лог и смотрел, как монтируются на заводе новые технологические линии. После окончания УПИ в 1975 г. я пришел на завод мастером, а через некоторое время стал начальником механического цеха затем главным механиком комбината. Завод тогда работал плохо, план выполнялся ценой огромных усилий, почти ежедневно и днем, и ночью случались аварии. Вы знаете, что такое вращающаяся печь? Это основное оборудование на заводе. Огромная печь — «колбаса» длиной 185 м., раскаляется до 1,5 тыс. градусов. Изнутри это огненная река, которая направляется потом в холодильник. В случае аварии, особенно если это случится ночью, зимой, и ты по срочному вызову придешь туда, открывается такое зрелище: перед тобой лежит огромный корпус трубы ярко красного цвета, снег падает на раскаленный металл, брызги летят во все стороны, а металл под воздействием холода дико корёжится. Остановить процесс нельзя. Но надо сделать так, чтобы все это работало. Вы представляете, что это все упало на двадцатидевятилетнего парня? Как я стал главным механиком? Вызвал меня директор завода и предложил эту должность. Я стал отказываться, поскольку опыта работы на новом заводе у меня не было. Тут надо пояснить, что в составе всего комбината два — новый и старый заводы, расположенные на разных концах города. Плюс карьероуправление с тремя карьерами, экскаваторы, дробилки, многотонный автотранспрот. Старый завод построен в 30-е годы во время индустриализации, печи там короткие, всего 6о метров. Тогда директор назначил главным механиком А. Г. Сурова, а меня — его заместителем. Суров стал моим наставником. Мне тогда казалось, что он был пожилым мужчиной, а ему и 50-ти лет не было. Он был знающим специалистом, мудрым человеком, но не соответствовал двум необходимым по тем временам параметрам для такой должности — был беспартийным и имел среднетехническое образование. Прежний главный механик добровольно ушел с этой должности в главные конструкторы, поскольку его вся эта ситуация «достала» — надоели сворачивающиеся по ночам печи, аварии и т.д. Суров А.Г. сказал мне: «Я буду работать главным механиком полгода, но потом мы с тобой поменяемся местами». Вот такие люди живут и работают в деревне!

А. З.: Хорошие люди есть везде!

А. И.: Через полгода я стал главным механиком комбината. У меня с детства сформировалось желание работать по определенной системе. Если не сложилась некая схема действий, я не могу оставаться спокойным, не могу жить, пока не построю и не отлажу систему. На заводе я составил график планово-предупредительных ремонтов оборудования, предложил установку на его жесткое соблюдение. Многие мне не верили, говорили, что невозможно жить по графику, что я пацан, устанавливающий здесь свои порядки. Зачем останавливать тот или иной агрегат, если он не сломался? Но я требовал остановки оборудования по графику. И что же? За полтора года я добился того, что завод перестало лихорадить из-за аварий. Жить стало, я бы сказал, спокойно: все работает, нет чрезвычайных ситуаций, не надо ночью выходить на ликвидацию аварий. Весьма занимательными были у меня отношения с парткомом завода. Я был членом КПСС, но любил подшутить над руководством парткома. Например, секретарь парткома спрашивает: «Почему это опять печь встала, авария снова, что ли? Так ведь и план не выполним!» А я ему: «Вызовите ее на партком и спросите по полной строгости». Они говорят: «Мы взяли повышенные соцобязательства, что ремонт печи закончим на два дня раньше». Я отвечаю: «Так печь же об этом не знает, надо на нее плакат повесить». В то время секретарем парткома был А. Г. Рябцев. Он был ненамного старше меня, лет на 6-7, но отношения у нас всегда были сложные, хотя я старался ко всему относиться с юмором. Директором был А. А. Кадочников — хороший человек. Но хорошему человеку руководителем трудно работать. В итоге он заболел от непосильных забот и попросил добровольной отставки. Долго обсуждали кандидатуру будущего директора завода. В конце концов, победила линия райкома КПСС, и секретаря парткома завода А. Г. Рябцева назначили директором завода. Мне предложили занять место секретаря парткома. Я отказывался, говоря, что с железками лучше работаю. Помню, как на партийном собрании выступила пожилая женщина, бывшая начальница лаборатории, М. М. Маламуд: «Ну что вы, товарищи, секретарем парткома может быть любой человек. Но где же мы возьмем такого главного механика?» И меня не избрали. Я, довольный этим, пошел работать дальше. Но где-то месяца через два меня опять вызвал секретарь горкома партии Т. Я. Пятенко и предложил снова избираться секретарем парткома завода. Он рекомендовал не отводить свою кандидатуру и молчать на собрании. Я поговорил с людьми, они заверили меня, что проголосуют против, успокоили: «Будь уверен, не сомневайся». На заводском собрании секретарь горкома взял все в свои руки, выдвинул мою кандидатуру. Но, вопреки моим ожиданиям, люди поддержали меня и проголосовали единогласно. Два года я работал секретарем парткома завода. Затем тот же Т. Я. Пятенко предложил мне работать секретарем Сухоложского горкома КПСС по идеологии: «С моральным обликом у тебя все в порядке, а идеологию освоишь!» Это было мое следующее место работы в 1987-1990 гг. С Т. Я. Пятенко работать было интересно, это был по-настоящему мудрый человек, а когда ему исполнилось 60 лет, ушел работать в службу занятости рядовым инспектором — помогал молодежи устраиваться на работу. К нему многие ходили советоваться по разным вопросам, в том числе и я.

А. З.: Как ты справился с работой секретаря по идеологии?

А. И.: Я ведь тогда искренне верил в коммунистическую идею, считал, что в линии партии есть временные искажения, которые необходимо исправить. XIX партконференция (1988 г.) должна поставить все на свои места. Помню, тогда еще публично обсуждалось письмо Н. Андреевой «Не могу поступиться принципами». Весь горком обрадовался: наконец все вернется в старое русло, закончится это временное увиливание в сторону. А я спорил с ними за демократию. Идеи М. С. Горбачева я принял серьезно, перестройку поддерживал. Но что получилось реально? Открыто никто не противодействовал реализации идей Горбачева. С трибуны все одобряли его реформы. Но в своем кабинете говорили, что это маразм. Сильна еще была партийная школа, она действует и до сих пор. Когда я уже работал Председателем Сухоложского горсовета народных депутатов, а пробыл в этой должности я с 1990 по 1993 гг., во время путча 1991 г. сложилась любопытная ситуация. Собрались я, председатель исполкома А. Н. Быков, начальник милиции В. М. Смольников и первый секретарь горкома КПСС Э. В. Гизатулин. Стали решать, как быть. Начальник милиции сказал: «Что прикажут, то и будем делать». Быков говорил, что надо подождать, пока власть кристаллизуется и ситуация определится яснее. Я предлагал выступать за демократию. А первый секретарь горкома сказал: «Я предлагаю использовать сложившуюся ситуацию для мобилизации населения на уборку урожая!»

Выборы на Съезд народных депутатов СССР (1989-1991 годы)

А. З.: Как пришла идея выдвинуть свою кандидатуру на Съезд народных депутатов СССР?

А. И.: В то время мой сын учился классе в седьмом, и на каникулы мы с ним поехали в Москву, походить по музеям. Шел январь 1989 г., выдвижение в народные депутаты СССР от Восточного округа Свердловской области уже состоялось. Сколько было округов, я точно не помню. От Восточного округа были зарегистрированы два депутата — Л. Ф. Бобыкин, первый секретарь Обкома КПСС, и Б. Н. Ельцин. Ельцин вскоре снял свою кандидатуру в этом округе и выдвинулся от Москвы. Л. Ф. Бобыкин выдвинулся от сельскохозяйственного по преимуществу округа, и был уверен в своей победе, он полагал, или его заверили, что колхозники проголосуют так, как им скажут. Всюду проходили собрания в поддержку кандидатуры первого секретаря Обкома. Готовили такое же собрание и на цементном заводе Сухого Лога. Сценарий собрания был тот же — «поддержать!». Сначала собрание шло по сценарию — народ слушал выступающих. Вдруг встает один мужик, механик цеха «Обжиг» В. Г. Черданцев: «Мое выступление не запланировано, но можно мне выступить?» Доподлинно не известно, был ли сговор, сам Черданцев говорил, что это был его порыв души, вызванный ходом собрания. Выступить ему разрешили, и Черданцев говорит: «Зачем вы нас собрали? Если вам нужно наше мнение, то оно такое. Давайте выдвинем альтернативную кандидатуру! Надо партийного, коммуниста? Но у нас есть такой, причем местный, которого все мы знаем, это Измоденов». И все участники собрания его поддержали: «Давайте нашего!» Звонить в Москву было некуда, сотовых телефонов тогда не было, мне сообщили по приезду в Сухой Лог: «Тебя выдвинули третьим кандидатом по Восточному округу». Узнав обо всем, я пошел к Вовке Черданцеву, спросил, что же для них послужило толчком для выдвижения моей кандидатуры. Он мне объяснил, рассказав о нашей недавней встрече на рынке. Мы с ним тогда, случайно столкнувшись в мясном ряду, поговорили немного. Черданцев мне сказал, что после той встречи зауважал меня: «Всё руководство обычно отоваривается в спецмагазинах, а ты — на рынке». Вот такую роль играет в жизни случай!

А. З.: Мне тоже вспоминается забавный случай. Когда-то я много курил. А в 1990 году был дефицит табака. Все четыре табачные фабрики в Союзе были закрыты. Однажды у Главпочтамта продавали резаный табак. Очередь была часа на два. Два парня рядом начали выступать: «Небось, депутаты не стоят в очередях». Тогда я достал удостоверение и показал им, все несказанно удивились.

А. З.: Как же ты решился бороться с Л. Ф. Бобыкиным, секретарем Обкома КПСС?

А.И.: Итак, от Восточного округа остались две кандидатуры — Бабыкина и моя. Вернувшись из Москвы, я пришел в цех и спрашиваю мужиков, почему они выдвинули меня, а что, если я не согласен? Мужики говорят: «Если ты снимешь свою кандидатуру, откажешься, мы с тобой общаться не будем, народ тебя не поймет». В это время первым секретарем горкома КПСС в Сухом Логу работал В. А. Ющенко. Это карьеристического плана товарищ, говорил с людьми всегда баском, свысока. Ругался я с ним пару раз. Он вызывает меня и говорит: «Сними свою кандидатуру!» А. З.: Сколько тогда было секретарей горкома КПСС? А.И.: Всего три — первый, второй и секретарь по идеологии, но «третьим» его не называли. Секретарем по идеологии как раз и был я. Вторым секретарем был А. Н. Назаров, честный человек, сейчас он работает директором интерната. Мне он обещал поддержку, поскольку первым секретарем поставили В. А. Ющенко, а не его, да и Л. Ф. Бабыкина он не любил. Таким образом, в горкоме произошел некоторый раскол. Затем я пошел к А. Г. Рябцеву, директору комбината, на которого давили сверху, чтобы он не помогал мне. Я попросил у него автобус на месяц для предвыборных поездок. Он выделил нам «Икарус». Мы начали ездить по округу. Собрались заводские ребята, председатель завкома.

А.З.: Членов твоего штаба освобождали от работы?

А.И.: Заводские ребята ездили со мной попеременно, ведь на цементном заводе скользящий график, сегодня одна бригада, завтра другая. В феврале на автобусе мы начали объезжать округ.

А.З.: Кто организовывал встречи с избирателями?

А.И.: Мы сами. Приезжали на место, знакомились с людьми, завязывали контакты с теми, у кого находили человеческий взгляд и понимание. На всех наших выступлениях присутствовали наблюдатели из обкома КПСС и КГБ. Некоторые из них нас предупреждали, что они получили команду смотреть за мной. Приезжая в Тугулым, Талицу, (где, кстати, мы нашли понимание у местного священника), другие города, мы ставили автобус с плакатами на центральную площадь. Во всех провинциальных городах на площади расположены все главные учреждения — исполком, горком, библиотека, клуб. Люди в любом случае проходят через нее и таким образом имеют возможность узнать о нашем приезде. Сами мы шли в гостиницу и под водочку дискутировали о демократии. А на следующее утро начиналась работа. Вечером в клубе мы организовывали большое выступление. Как правило, народу собиралось много, так что яблоку было негде упасть. Демократия — это удивительная вещь! Сначала эти встречи проходили у нас не очень организованно. Но потом выработалась целая технология. Ребята учились очень быстро. Начинал, как правило, Ю. А. Заикин: «Я расскажу вам биографию выдвигаемого кандидата. Семнадцатилетним пареньком Андрей Измоденов пришел к нам на сухоложский цементный завод…».

А.З.: Это был разогрев публики.

А.И.: Когда публика была готова, вставал я и начинал свою речь: «Доколе?!» Говорил о том, что партия начала отклоняться от народного курса, и что мы за то, чтобы вернуть этот курс туда, куда надо. Вспоминается случай в Туринской Слободе. В то время нигде не было хорошего, а иногда и никакого чая. Вдруг в местном магазине Вовка Черданцев видит на витрине чай. И говорит: «Дайте, пожалуйста, коробочку чая». Продавщица подает ему пачку, а он ей: «Не пачку, а коробку!». Рядом с магазином я примерно в это же время вешал плакат с собственным изображением. Подходит какая-то тетка и говорит: «Что ты его вешаешь? Да они все козлы! Он же никогда сюда не приедет!» Я ей отвечаю, что это я на плакате. Тут мы с ней подружились, и она возглавила мой избирательный штаб. В Туринской Слободе мы еще встречались с первым секретарем горкома ВЛКСМ, другими официальными лицами. Ничего особенного они для нас не делали, но и не оказывали сопротивления. Но в некоторых местах такое сопротивление было. Однажды, когда мы начали заезжать на территорию колхоза «Путь Ильича», нам преградили дорогу. Секретарь парткома Хоркина не пустила нас, сказав «не велено» и что она все равно не даст нам общаться с народом. Редактор Слободотуринской газеты А. Н. Шуруев сфотографировал этот эпизод и поместил фотографию в газете. Почти везде нас поддерживали, но было и сильное давление «сверху». Последняя поездка и выступление состоялось в Богдановиче. На встречу с избирателями мы приехали заранее. Состоялся разговор с А. В. Котюхом, первым секретарем Богдановичского горкома партии, человеком лет сорока пяти. Сидели мы с ним в его кабинете один на один. Он должен был провести линию партии. Он спросил меня: «Ты знаешь, что такое КГБ, что такое партия? Ты даешь слово, что снимешь свою кандидатуру?» Фактически вся верхушка Богдановича была настроена против меня. С подобным отношением мы столкнулись еще в Талице и, особенно, Камышлове. Это старый купеческий городок, все там неповоротливо, заскорузло. В колхозах вообще тогда царили консервативные настроения. Что может простая свинарка? Кого «велено», того она и будет выбирать. Хотя тоже пролетариат, но сильно запугана. Вообще заводские — пролетариат, всегда более революционно настроены. Все заводы Богдановича меня поддержали, а с колхозами было труднее. А в Сухом Логу состоялась встреча с Л. Ф. Бобыкиным. Он тогда мне сказал: «Ты хороший парень. Я на тебя зла не держу. Повыступай тут маленько. Но ты сам понимаешь, чем все это закончится». Он бы абсолютно уверен, что победит.

А.З.: Ему ведь никто правды не говорил, наоборот, все уверяли, что пройдет только он. Каково было ощущение от победы?

А.И.: А ощущение было такое, что казалось, что наступает настоящая демократия, страна просыпается, осталось совсем немного и всё изменится. Всех победивших для приветствия собрала Советская власть. Помню некоторых из организаторов встречи — А. П. Воробьева, А. В. Паламарчука, С. В. Туруновского. А потом нас посадили в самолет, повезли в Москву. Туда мы приехали за неделю до Первого съезда народных депутатов СССР.

«Пойдите лучше в театр!»

А.З.: Перейдем к московским воспоминаниям?

А.И.: Сначала два слова об ощущении себя. Я никогда не был тем, что называется «настоящий демократ». А.З.: Никто не знает, что такое «настоящий демократ».

А.И.: Я всегда был умеренным человеком. Как член партии, не махал шапкой, верил в светлые идеалы Ленина и Горбачева. А тут вдруг перемены. Понадобилось какое-то время, чтобы определить свою позицию на съезде. Уральская группа депутатов насчитывала двадцать два человека. Итак, что происходило за неделю до съезда? Среди уральских депутатов царило приподнятое настроение, желание участвовать в подготовке съезда. Мы сразу же предложили организаторам свое участие. Но нас осадили, спросив: «Вы откуда? Пойдите лучше в театр. У нас целый аппарат занимается организацией съезда». Тогда мы стали думать, куда идти, что делать. Здесь инициатором стал Г.Э Бурбулис. Гена — человек заводной, ему всегда нужно что-то организовывать, с кем-то встречаться. Постепенно стало ясно, что Свердловская область представила самую боевую делегацию. Вспоминается И. Прудников из Невьянска, который на выборах победил председателя облисполкома В. М. Власова. В нашу делегацию входили еще В. Шмотьев, А. Захаров, П. Пьянков, М. Бурцев, Б. Краснокутский, В. Бирюков и другие. Одна из колоритных фигур делегации — генерал А. М. Макашов, который избирался по Ирбитскому округу. Мы с ним не раз спорили. Он все спрашивал: «Ты демократ или патриот?» Я ему отвечал: «Я и демократ, и патриот. Разве нельзя быть и тем, и другим одновременно?» Он возражал: «Можно быть либо тем, либо другим, третьего не дано. Все демократы насквозь продажны». Макашов как командующий Уральским военным округом прилетал на съезд на своем самолете. Другие ребята иногда с ним летали вместе, я из принципиальных соображений — никогда. Позже, когда мы уже в составе межрегиональной депутатской группы иногда собирались вместе, чтобы обсудить кое-какие «антиправительственные» вещи, Макашов как-то предложил: «Вам негде собраться? Соберитесь у меня в номере. Поговорите. Вот бутылка коньяка в холодильнике. Но через час я приду, так чтобы вас уже не было!» Я поначалу думал, что вот соберут нас, коммунистов, или хотя бы тех из них, кто активно поддержал перестройку, организуют для активных действий. Каких-то предложений я ждал от М. С. Горбачева, думал, что вот он нас призовет: «Вы — ребята молодые, вы нужны России, давайте сделаем то-то!» Но нам сказали: «Да не надо ничего предпринимать, голосуйте и все!» Я обратился к Р. А. Медведеву, тогда секретарю ЦК КПСС: «Вы — главный человек, отвечающий за идеологию в Союзе. Я — секретарь горкома по идеологии. Скажите, как нам определить главную линию, правильный курс, что отстаивать, на какой платформе базироваться?» В ответ он абстрактно рассуждал о ценностях печати, телевидения, что-то говорил еще. А когда услышал, что я победил на выборах первого секретаря обкома, потерял ко мне интерес. А я к нему тоже, так как увидел, что вся эта партийная пропаганда демократии и перестройки — фарс. Однажды я присутствовал на собрании партийной группы, которую проводил Геннадий Янаев. Он обратился к нам за поддержкой. Смысл его речи был один: надо договориться, как «не пущать демократов к власти». У подобных людей отсутствует установка на диалог, на выработку общего мнения. Никаких компромиссов, никакого учета иного мнения, позиции, или интересов регионов. Их установка депутатам: «Вам надо только правильно голосовать, Вы только выбирайте верно!» Постепенно я начал понимать, что толку от таких обращений и от этих людей не будет. Но что-то надо было делать, где-то реализовывать свои убеждения. Еще до начала Съезда мы стали приглядываться к Б. Н. Ельцину. Пошли к нему на встречу в Госстрой. В разговоре с Ельциным был один интересный момент. От прессы с нами работал один молоденький корреспондент, через него нам всем выделили диктофоны, предупредили о возможной прослушке в некоторых кабинетах. На встречу к Б. Н. Ельцину мы пошли, вооружившись диктофонами. Пришли к нему, он нас неплохо встретил и спрашивает «Ну как, Вы меня поддержите?» Мы ответили «да», но спросили его: «Борис Николаевич, куда Вас надо двигать?» Он молча показал пальцем вверх. А у нас диктофоны работают. Мы опять спрашиваем: «Председателем какого-то комитета?» Он поднимает палец выше. Мы: «Замом Председателя Верховного Совета?» Он тянет палец еще выше. Мы: «Так Председателем ВС СССР?» Он кивает, и мы все понимаем. Один раз мы посетили Т. Х. Гдляна. На встречу с нами он собрал весь свой коллектив. Были следователи его группы, в большинстве своем женщины. Они нам несколько часов рассказывали, как их преследовали в связи с тем, что группа Гдляна расследовала узбекское дело. Уже во время съезда мы с И. Прудниковым познакомились с А. Собчаком. Познакомились шапочно, конечно. До этого слышали только, что есть такой представитель Ленинградской группы депутатов. Пошли на их встречу. Сидит мужик за столом, в светлом пиджаке — то ли клетчатом, то ли в крапинку, в этом пиджаке он так и проходил все три года, пока существовал съезд народных депутатов СССР. Представились ему, сказав, что мы из Свердловской делегации, предложили объединить усилия. Он одобрительно заметил, что наша делегация одна из самых демократичных, пригласил: «Давайте действовать вместе!». На съезде он работал очень активно, первым реагировал на какие-то проблемные ситуации: только прозвучит что-то неоднозначное, он тут же тянет руку выступить. Он был человеком без комплексов. Мы гораздо медленнее все соображали. С. С. Алексеева мы тоже выделяли. Но его почти никогда не было на пленарных заседаниях. Он всегда был чем-то занят, с кем-то встречался, что-то делал. Тогда трудно было понять, чем он занимается, позже осознали важность его дел. А мы все бегали к микрофону. Помню один случай. Бегу как-то к трибуне, вдруг чья-то рука хватает меня и оттягивает на сиденье. Оказалось, это меня посадила рядом с собой В. Терешкова. Говорит мне: «Сядь-посиди, дождись окончания заседания. Что вы все бегаете? Что вам всем надо? Вы достали уже. Там решат все без вас». Все эти властные, официальные лица — в общем-то, нормальные люди, пока дело не доходит до политики. Но как только дошло, они становятся такими…. Эта упертость, нежелание слушать вообще никого и ничего — все это и довело страну до кризисов и развала. В то же время мы познакомились еще с рядом интересных людей. К нашей делегации присоединился В. Лопатин, капитан ВМФ, с заметной внешностью, очень эрудированный парень, юрист по образованию. Его часто показывали при трансляции съезда, поскольку он постоянно торчал у микрофона. Встретил его неожиданно в начале февраля 2007 года в Суздале на конференции, он ушел с государственной службы, создал и возглавил институт интеллектуальной собственности. Как-то он сказал: «Из нашей Вологодской организации демократов — один я. Остальные — партийные. Мне гораздо интереснее общаться с вами». Много еще было толковых ребят, с которыми мы постоянно контактировали — из Челябинска, Перми, некоторых других городов.

А.З.: Общались ли вы с делегациями из прибалтийских республик?

А.И.: Да, но не с делегациями, а с отдельными их представителями. Они делегировали к нам одного человека — У. Пальма, который был неким связующим звеном между нашими группами. Вообще они держались особо. Очень бросалась в глаза азиатская делегация депутатов. Она состояла из мужчин 50-60-ти лет и молодых женщин. Женщины у них играли чисто декоративную роль, нигде и никогда не открывали рот. Да и мужики тоже рта не открывали. Еще очень отчетливо запомнился Б. И. Громов, известный генерал, ныне руководитель Московской области. Я это запомнил, потому что мы сидели с ним на одном ряду. Как ни посмотришь в его сторону, он спит (Я думаю, что он таким образом реагировал на ситуацию: с одной стороны понимая, что в партии изменить ничего нельзя, с другой — не доверяя демократам. Он, боевой генерал, привык работать, а не разводить речи на съездах.).

А.З.: Так пушки ведь не стреляют!

А.И.: Именно там и тогда произошло становление демократического образа политики. Изначально было понятно, что так, как мы жили, дальше жить нельзя. Надо что-то делать! Но никто не знал, как.

А.З.: Но тогда и возникло ощущение, что сверху никаких демократических решений и действий не будет. От высшего партийно-правительственного руководства ждать нечего. У меня это ощущение возникло здесь, на уровне областной политики.

А.И.: Ведь что на съезде обычно происходило: кто успел подскочить к столу президиума, кто оказался ближе к его членам, тот и может выступить или что-то решить. Я лично делал три попытки поговорить с М. С. Горбачевым. В четвертый раз мне этого делать уже не захотелось. Шанс пообщаться с ним был в перерыв между заседаниями. Я оставался в зале, подскакивал к нему и задавал тот или иной вопрос: «Как Вы относитесь к тому, чтобы демократизировать партию?»; «Возлагаете ли надежды на молодых?» и т.д. Но реакция была одна — общие фразы о том, что надо «ускорять, усиливать, развивать» и т.п. А отойдешь в сторону, там его подчиненные говорят: «Скорее бы вся эта перестройка кончилась! Надоело!» Но М. С. Горбачев все равно доброе дело сделал! Правда, кто тогда знал, что нужно делать? Сейчас все определеннее.

*А.И.: Недавно по ТВ звучала информация о биографии Горбачева. Вдруг обнаружили, что в официальной версии не ясно, где он был с 17 до 19 лет. Там было указано, что в 17 лет он окончил школу, а в 19 лет стал студентом МГУ. Затем обнаружился какой-то свидетель, оказавшийся сослуживцем Горбачева. Он сообщил, что тот был в это время в армии и служил зав. продовольственным складом. Поэтому этот период и был исключен из биографии.

А.З.: Значит, служба в армии помогла ему, ведь школьнику было невозможно поступить на юридический факультет.*

А.И.: Ко Второму и Третьему съезду НД СССР постепенно наступило какое-то отрезвление, даже апатия. К Четвертому съезду вообще стало ясно, что его или свернут вообще, или он пройдет чисто формально. Окрепло ощущение, что по существу ничего не будет. Ну а потом началась работа Съезда народных депутатов РСФСР.

А.З.: Вспомни ситуацию, когда в Верховный Совет избирался Б. Н. Ельцин. Ты присутствовал при этом?

А.И.: Да, это был один из самых интереснейших моментов в моей жизни. Бориса Николаевича я только один раз видел как человека, человечным человеком. Было это так. На первом съезде в июне 1989 года прошло голосование по кандидатурам в члены Верховного Совета, которые избирались из делегатов съезда народных депутатов СССР. Бориса Николаевича не выбрали. В перерыв мы вышли на улицу. Лето, тепло. Мы шли от Дворца Съездов в сторону Царь-пушки. Видим, у стены за углом Дворца съездов стоит Б. Н. Ельцин. Стоит один, никто к нему не подходит. Мы решили подойти. Приблизившись, говорим ему: «Не расстраивайтесь, Борис Николаевич». А он попросил нас рассказать, как обстоят дела в области. А.З.: Б. Н. Ельцин узнал вас? А.И.: Он знал, что мы из Свердловской делегации, но каждого, конечно, не идентифицировал. Постояли несколько минут, поговорили. Больше к нам никто не подошел. Надо было возвращаться. После перерыва мы вместе с Борисом Николаевичем зашли в зал. Началось заседание. Вдруг встает А. И. Казанник из Омска, выступает и неожиданно для всех передает Б. Н. Ельцину свой мандат и место. Вот как определяется история! А.З.: Никто его об этом не просил? А.И.: Точно не знаю. Но в этот перерыв Б. Н. Ельцин с ним не мог встречаться, он беседовал с нами, и в зал мы вошли вместе. А. И. Казанник — это честнейший человек, интеллигентный, человечный, просто чудесный. Он не мог договориться с Ельциным раньше. Впоследствии А. И. Казанника назначили Генеральным прокурором, но работать он там долго не смог. Это лишний раз свидетельствует о том, что нормальные люди работать там не могут. Ну, а в следующий перерыв Б. Н. Ельцин вышел из зала, весь окруженный корреспондентами. Подойти к нему было уже невозможно, он уже никого не узнаёт, и говорить с тобой не будет. Так я видел Б. Н. Ельцина в состоянии грусти, как человечного человека. Продолжалось это по времени минут двадцать, пока шел перерыв.

А.З.: Сколько всего было съездов народных депутатов СССР?

А.И.: Всего четыре съезда: первый в июне 1989 г, второй зимой, третий в марте 1990 г., внеочередной, на котором состоялось избрание М. С. Горбачева Президентом СССР.

А.З.: А когда состоялись выборы российского парламента?

А.И.: В марте 1990 г., через год после первого съезда Союза. Это был насыщенный событиями период. В это время Г. Э. Бурбулис развил бурную деятельность. Мы достаточно часто общались. Жил он тогда на правительственной даче в Архангельском. В один из воскресных дней он пригласил активных членов уральской делегации в гости на свою казенную дачу. Я в первый раз в жизни ехал на правительственном автомобиле — комфортабельном ЗИЛе с кондиционером, баром, телефоном и прочим. Несколько человек ехали во второй машине. Подъехали к месту. Почти одновременно с нами на закрытую территорию дачного поселка въехала машина Б. Н. Ельцина. Г.Э Бурбулис в надежде пригласить Борис Николаевича в нашу компанию подошел к нему. Б. Н. Ельцин обычно выходил из машины сразу после ограждения и пешком шел к своей даче. Вернувшись к нам минут через пятнадцать, Г. Э. Бурбулис сказал, что Ельцин отказался от его приглашения, сославшись на усталость. Мы прошли к даче Геннадия. Это был прекрасный добротный дом со всеми удобствами, но из всех вещей, которые там были, собственностью Г. Бурбулиса были только велосипед и теннисная ракетка. Посидели мы тогда неплохо, хорошо пообщались.

Белый Дом как «рассадник демократии», или эйфория открытых возможностей

А.З.: Вспоминается любопытный случай, связанный с Г. Э. Бурбулисом. Я ездил в Москву по поводу нашей областной программы «500 дней». Прихожу в кабинет Г. Э. Бурбулиса в Белом доме, там он беседует с Г. А. Явлинским. Вдруг телефонный звонок от Б. Н. Ельцина, Геннадий Эдуардович уходит к нему и отсутствует полтора часа. Мы с Г. А. Явлинским остались вдвоем. Я показал ему недавно принятую у нас в области с провинциальной простотой программу «500 дней», разработанную в развитие его известной программы, которая так и не была принята Верховным советом России. Он был очень польщен.

А.И.: А помнишь Белый Дом в то время? Это было нечто уникальное, чего сейчас нет. Это был рассадник демократии.

А.З.: Точно, в конце существования Союза (СССР) и начале формирования законодательных органов власти России (РФ) исполнительная власть — правительство и люди Кремля были второй по значению властью, всех к себе пускали, были открытыми для депутатов и представителей регионов. Демократия! Я как председатель одной из комиссий Областного Совета мог спокойно зайти в любой кабинет в московском Белом Доме.

А.И.: 1990-й — особый год! Съезд народных депутатов России заседал в Большом Кремлевском дворце, в том самом зале, со скульптурой В. И. Ленина, где когда-то проходили партийные съезды, а вся работа Верховного Совета, избранного из его состава, шла в Белом доме. Избранные в марте 1990-го года депутаты, заседая в Доме Верховного Совета РСФСР, нынешнем Белом Доме, еще не поняли, куда попали. По всему зданию какие-то бородатые мужики ходили, в разные кабинеты был свободный вход, секретарей еще не было, некоторые кабинеты вообще пустовали.

А.З.: Я не раз бывал в кабинете Г. Э. Бурбулиса в то время. У него была особенная манера приема посетителей. Вот сидит несколько человек в его приемной, ждут. Он входит, оглядывает всех и пальцем указывает на одного человека: «Зайди!» В приемную мог войти любой человек, но в кабинет по пальцу — только нужный ему в данное время человек. А через год, когда он стал Госсекретарем, я попадать к нему перестал.

А.И.: В связи с кабинетом Г. Э. Бурбулиса у меня тоже есть приятные воспоминания. Когда я однажды пришел к нему, никакой очереди в приемной не было, и Геннадий куда-то вышел, сказав мне: «Подожди, я сейчас приду». Я зашел, в кабинете было жарко, на полу лежал ковер с длинным ворсом. Я снял пиджак, ботинки, сижу в кресле, без пиджака, в одних носках. Вдруг залетает В. Б. Исаков, спрашивает: «Ты что здесь делаешь?» Я отвечаю: «Жду Геннадия». Затем вбегает Володя Лопатин, который работал вместе с Г. Э. Бурбулисом в Верховном Совете РСФСР. Периодически заходят еще люди, хорошо мне известные. Все вокруг демократы! Царила эйфория оттого, что тут что-то может быть!

«Вся власть Советам»? (1990-1993 годы: Сухоложский городской Совет народных депутатов)

А.З.: Перейдем к тому, как ты стал Председателем Городского Совета Сухого Лога

А.И.: Все было очень просто. В 1991 г. вышел Союзный закон «О местном самоуправлении». Кстати, его писали Геннадий Бурбулис с Николаем Травкиным.

А.З.: Этот закон отменил принцип подотчетности Советов разных уровней друг другу. Советы стали независимыми. Верховный Совет народных депутатов РФ уже не должен был отчитываться перед Верховным Советом Союза.

А.И.: Я тогда почувствовал несколько иной смысл этого закона. Нас в районе то, о чем ты говоришь, не коснулось. Раньше была иерархия — Облисполком, Горисполком, райисполком. Само выражение «исполком Совета народных депутатов» реально, а не формально, не звучало. Фактически конкретный исполком собирал Совет и диктовал ему определенные решения. Члены Совета приезжали, голосовали и уезжали. А по новому закону провозглашалось: «Вся власть Советам!» Это значит отношения Совет — исполком менялись: избирался председатель Совета — политический руководитель, у него был свой аппарат, в основном для работы с депутатами, а уже он предлагал кандидатуру председателя исполкома, который организовывал хозяйственную деятельность. У нас в Сухом Логу на 30 тысяч населения было 150 депутатов Горсовета. Избрали меня из трех кандидатур. А. Н. Быкова я предложил на должность председателя исполкома, он хороший хозяйственник. Избрали. А.З.: Как осуществлялось управление Сухоложским горсоветом? А.И.: У меня было свое четкое видение системы исполнения нового закона о местном самоуправлении. Свою задачу я видел в том, чтобы работать с депутатами, собирать Совет, принимать решения. А. Н. Быков, исполняя эти решения, должен был реально руководить городом. Я отдал ему исполнительную власть. Я и сейчас считаю, что это правильно. Быков до сих пор хорошо исполняет роль главы города.

А.З.: Ты добровольно отдал исполнительную власть?

А.И.: Как-то на кустовом семинаре в Сухом логу, где изучали наш опыт работы, я сказал коллегам (председателям городских и районных Советов): «Вы не думайте, что вы здесь главные. Исполнительная власть может элементарно осуществлять руководство территориями без представительной власти. Но не наоборот, представительная власть без исполнительной этого сделать никогда не сможет».

А.З.: Исполнительная власть всегда в России доминировала, это российская традиция.

А.И.: Представительная власть не может работать без исполнительной власти. Она все равно должна создать какой-то исполнительный орган. Не может быть непосредственной демократии! Представительная власть не может управлять сама! Поэтому в Сухом Логу у нас было следующее: Быков не мог принимать ни одного принципиального решения без согласования с Горсоветом, но в оперативную работу ни я, ни депутаты никогда не вмешивались. Из состава городского Совета (150 чел) был избран Малый Совет в составе 15 членов Малого Совета, на нем принимаются принципиальные решения. Я бы сказал, что это был прообраз сегодняшних Дум. А исполком в таком случае — прообраз сегодняшней администрации.

А.З.: На областном уровне происходили похожие процессы. В 1991 г. мы с Э. Э. Росселем ездили в Москву, обращались к Рамазану Абдулатипову, а затем к Р. И. Хасбулатову с предложением создать Малый Совет Свердловского Областного Совета. Я стал спикером этого Малого Совета. Образование Малого Совета стало спасением ситуации.

А.И.: На совместных заседаниях Малого Совета депутаты всегда уважительно относились к председателю исполкома, его членам, хотя это не была отдельная власть как сейчас, а лишь исполнительный орган Совета. Но уже тогда В Сухом логу выстраивались отношения, которые в 1993 году будут закреплены в Конституции как принцип разделения властей. Мы уже тогда оборудовали главе исполкома специальное место под российским флагом и при принятии решений всегда прислушивались к его мнению. А потом я рекомендовал А. Н. Быкова в главы администрации, когда внесли очередные изменения в закон.

«Политики больше не будет»?

А.И.: Мы остановились на избрании главы администрации Сухого Лога. В 1992 г. главы избирались Малыми Советами. У нас было 2 кандидата: председатель исполкома А. Н. Быков и мой заместитель В. А. Одегов — человек энергичный, но слишком радикальный, ему все хотелось сделать немедленно. Но так ведь можно и дров наломать. В то время принято было согласовывать кандидатуры с представителем Президента РФ в области и Главой администрации области. Первый посоветовал остановиться на молодости и демократии, второй — на опыте и основательности. Вернувшись в свой город, я собрал Малый Совет, который проголосовал так: 7 человек за Быкова, 7 за Одегова. Мой голос все и решил — выбрали Быкова большинством в один голос. Жизнь показала, что правильно сделали. Он и теперь, в 70 лет работает главой города. Наступил 1993 год. После принятия Конституции РФ по всей стране ликвидировали Советы и стали создавать Думы. Я был председателем Сухоложского городского Совета народных депутатов с 1987 по 1990 годы, а вмиг стал никем. Тогда я думал, что это несправедливо. Отдал много сил в борьбе за новую Россию, а сам оказался ей не нужен. Что-то подломилось внутри, и я сказал себе, что никогда больше не пойду во власть. Тогда я начал свое дело, открыл Торговый дом «Сухой Лог», стал его генеральным директором. Почти 4 года крутился в коммерции, сначала интересно было, реконструкцию торговой базы сделали, открыли несколько магазинов. Но надоело быстро, выяснилось, что это не моё. Сейчас вспоминаю это время — с 1993 по 1997 год: приватизация, инфляция, криминализация — жутко вспомнить. Тем не менее, я был единственным из неудавшихся предпринимателей, кто раздал все учредительные взносы, отдал кредит, расплатился со всеми долгами, а потом ушел. А. Н. Быков позвал работать замом по социальным вопросам. Отдохни, говорит, месяцок, я потом тебя вызову». Просидел я месяц в деревне, пришел к нему, спрашиваю: «Я тебе нужен?». Он говорит: «Отдохни еще месяц. Я тебя приглашу». Просидел я второй месяц, опять обратился к нему, но он еще раз меня отправил на отдых. Тут я понял, что он, таким образом, просто морочит мне голову. Живу в деревне, думаю, что же делать дальше? Тут родилось у меня ощущение, близкое к твоей философии. Как мало нужно человеку в жизни! Я ходил в лес, на рыбалку, занимался деревенскими делами, детьми. Думал: «Вот все у меня в порядке — картошка посажена, дети учатся, все нормально». Это был период наибольшего душевного спокойствия! Месяца четыре я сидел в деревне. Пока не приехал В. А. Чипулянис, сказал, что меня зовет В. Г. Трушников — надо готовиться к выборам 1998 г. И все закрутилось обратно. Трушников попросил организовать штабы поддержки Горнозаводскому Уралу в восточных районах области. Сел в машину, поехал, организовал. Тогда еще не всё решали деньги, можно было убедить некоторых людей работать за идею. Вот таких и искал. Многие помнили меня по союзному депутатству и еще верили. Трушников включил меня в свой список под вторым номером. Всю предвыборную кампанию к выборам 1998 года провел в округе. На выборах от Горнозаводского Урал прошли 2 человека. Так я стал депутатом Областной Думы. С той поры участия в политике и встреч с людьми, наделенными властью, у меня нет благоговения перед должностными лицами. Они такие же, как и мы. Ощущения разных лет от взаимодействия и общения с ними одинаковы. Не интересные они люди.

А.З.: А по моим ощущениям, многие депутаты — незаурядные люди с уникальными биографиями.

А.И.: А сколько еще выдающихся личностей осталось за бортом нашей жизни?! Сколько участников Съезда народных депутатов СССР осталось сейчас в политике, во власти? Немного… Вот 1993 годом и закончился тот период моей жизни.

А.З.: Как ты оценил тогда сам факт роспуска Советов?

А.И.: Я считаю, что сейчас мы на правильном пути. Происходит переход к европейской системе власти, с разделением на законодательную, судебную и исполнительную власть. Поначалу я был против разгона, поскольку в Сухом Логу горсовет работал неплохо. Я человек не амбициозный, в то время я подсказывал Быкову какие-то решения, он их принимал и исполнял. Руководил он нормально, заботясь о людях города и понимая, что работать против Советов — городского и районных, не надо. Но во многих других территориях между органами представительной и исполнительной власти шла мелкая борьба, дележка привилегий, машин и т.д. Моя территория — почти единственная, где не было войны между Советом и исполкомом. По закону, который установил полновластие Советов, исполком ему подчинялся, но фактически (и об этом уже мы говорили выше) отрабатывалась схема разделения властей: Совет — власть законодательная, исполком, хоть и подчиняется ему, но свободен в тактических вопросах. Почему идея всевластия Советов плохая? Я был сторонником этой идеи. Советы создают исполкомы, которые заведомо ниже их. Совет не должен вмешиваться в дела исполкома. Даже когда партия у нас находилась во главе государства, исполкомы работали достаточно эффективно. В 1991 г. надо было делать Совет сильнее исполкома. Но сейчас все иначе. Мы пошли по мировому пути, по пути разделения властей. Что-то надо было делать в стране, где царил бардак — стрельба, неплатежи и т.п. Конституция не решила проблем, они даже усилились. К этому времени начала вызревать опасная ситуация с Чечней. 1997 г. был самым ужасным в тот период, особенно в бюджетной сфере. Говоря о политической реформе, надо сказать, что она идет в положительном направлении. За исключением того, что нужно понимать, что Россия — это не Запад и не Восток, а как говорит М. Задорнов, «Азиопа». Если говорить серьезно, Россия — отдельная цивилизация. Слепо повторять ни тот, ни другой опыт нельзя. Надо формировать что-то свое, а что — мы не знаем. Возвращаясь к автобиографии «подсудимого», приведу фразу моей бывшей учительницы по истории. Когда прекратилось существование Съезда народных депутатов СССР, а затем и Советы распустили, у меня наступила политическая апатия. Шел я как-то по родному городу, а навстречу — моя бывшая учительница. Разговорились. Она меня спрашивает: «Ты будешь баллотироваться в Гордуму? Хочешь быть ее Председателем? Или в главы пойдешь?» Я отвечаю: «Я больше ничего не хочу». Тогда она сказала: «Я поняла — объелся политики». Вот я смотрю по бывшим народным депутатам съезда Союза, никого из них в политике сейчас нет. Они политики (или политикой, не знаю как правильно) объелись. Им не комфортно в политике, они не умеют быть политиками, политика — не для них. Политика — это такая вещь, которой человек, не готовый к существованию и деятельности в этой сфере, может объесться.

Незаметный ход истории

А.З.: Давай поговорим немного о твоем взгляде «отсюда туда». Как ты вспоминаешь те времена, с удовольствием или без? Хорошее было то время или плохое? Если ты встретишь кого-то из бывших союзных депутатов на улице, перейдешь на другую сторону улицы или будешь обниматься с ним, например, со Шмотьевым?

А.И.: Конечно, буду обниматься. Мы, кстати, виделись года 3 назад и обнимались. То время было удивительное. Жаль, нет неофициальных фотографий того периода. Мы так жили и чувствовали, что некогда было фотографироваться, надо было действовать. Фотографироваться со знаменитостями нам было не интересно. У нас не было ощущения и тем более осознания того, что делается история. Вспоминаю то время с удовольствием, отношусь к нему с благодарностью!

А.З.: А есть что-то, о чем ты жалеешь? Есть чувство, что что-то сделал не так?

А.И.: Ни о чем не жалею. Есть, конечно, какие-то не совсем удачные мелкие поступки, связанные с межличностным общением. Я переживаю, если кому-то что-то не сделал, если обещал, но не выполнил. Но что касается меня и моей биографии в целом, то я ни о чем не жалею, у меня счастливая жизнь! То время сейчас я воспринимаю с легким сердцем. Мог ли молодой парень, которому еще не было сорока лет, думать, что он может захотеть полететь в Москву на Съезд народных депутатов СССР? Берешь удостоверение народного депутата СССР 1989-1994 г. (за подписью М. С. Горбачева), идешь в депутатский зал аэропорта Кольцово и говоришь: «Хочу в Москву!» Тебя берут за руку, ведут и сажают в самолет на первые сиденья. Вот это удостоверение. Оно гарантирует бесплатный перелет. Я, конечно, осознавал, что людей, которые могут это себе позволить, в стране не так уж много.

А.З.: Сколько всего было союзных депутатов?

А.И.: Всего 2250 человек, из них 750 от территориальных округов, 750 – от национально-территориальных, 750 – от общественных организаций. От общественных организаций тоже были приличные люди — ученые, писатели и т.д. Один из них — И. Д. Самойлов. Тогда я не понимал, кто он и что собой представляет. И когда он говорил: «Главное — культура!», мы думали: «Ну что ты все о культуре, тут революция идет, не до мелочей сейчас!». Позже я понял, что он был прав и что он великий человек! То, что Иван Данилович сделал в Нижней Синячихе, это подвиг! Работая землеустроителем, он вдвоем с женой восстанавливал храм, собирал старые иконы, свозил ценные деревянные строения — памятники зодчества, лично золотил купола, На это он положил всю свою жизнь. В 2005 году когда ему было уже 83 года, я приезжал к нему в Нижнюю Синячиху. И. Д. Самойлов показывал нам храм, территорию музея. Рекомендую всем там побывать.