Драматургия судьбы

Ю. Арабов: То, что я вам сегодня расскажу, не имеет никакого отношения к науке. Этим я надеюсь ваши юные души облегчить. К чему это имеет отношение — я и сам толком не знаю. Но, тем не менее, к чему то все-таки имеет, и ближе всего — к драматургии. Многие из вас каким-то образом и с какой-то стороны интересуются кино. А, как известно, основой кино является сценарий. Вот, скажем, приходит к вам в голову какая-то история. Ну, скажем, как старушка вывалилась из окна, а это увидела другая старушка и тоже вывалилась. А третья старушка увидела, как две другие вывалились и тоже вывалилась из окна. Кто написал?
Из зала: Хармс! Хармс!
Ю.А.: Ну, вот допустим, что это написал не Хармс, а какой-нибудь Иван Иваныч Петров. И предположим, Иван Иваныч Петров сказал: «Вот смотрите, какое я интересное произведение написал: старушки вываливаются из окна». А тогда какой-нибудь зануда типа меня спросит: «А почему старушки вываливаются из окна?» Почему, кто скажет?
Из зала: Цепная реакция… Зависть… Любопытство…
Ю.А.: Значит, догадки, которые вы выдвинули: цепная реакция, зависть, любопытство… Это привело к гибели бесконечного числа старушек. А тогда я задам вам другой вопрос. Вот шел человек по улице. Шел… Поскользнулся на подсолнечном масле… Проехал трамвай. Вжик! — и голова отлетела.
Из зала: Булгаков, Булгаков.
Ю.А.: Почему Берлиоз потерял голову?
Из зала: Стечение обстоятельств… Несчастный случай… Судьба…
Ю.А.: А что значит судьба?
Из зала: Карма… Рок…
Ю.А.: Карма? Рок-н-ролл, я надеюсь, большой рок, хард-рок. Хэви-метл случился с человеком по имени Берлиоз.
Вот вы сказали — судьба. А как вы понимаете это? Вот шел человек — вжик! – и нет человека. Вы так судьбу понимаете?
…Я вам задаю вопросы, на которые изначально чрезвычайно сложно ответить взрослым людям. А вам ответить легко. Вы в более выгодном положении находитесь. Я задам вам третий вопрос, на который сейчас сам отвечу. Чем занимается драматургия? Драматургия, в классическом своем понимании, занимается вопросами причинно-следственной связи — и не более того. Причинно-следственная связь — совокупность причин и следствий. Совокупность некоторых действий и событий, которые могут привести к вываливающимся из окна старушкам, человеку, который случайно теряет голову (случайно!), ко взрыву Чернобыльской АЭС и многим другим приятным для каждого из нас вещам (может быть, несколько приятнее, чем взрыв…).
Помните, в той же толстой книжке старого дяденьки по фамилии Булгаков есть диалог, который предшествует отрезанию головы Берлиоза.
Из зала: Да, да.
Ю.А.: А я вам сейчас вкратце его напомню. Берлиоз говорит Воланду о том, что вечер впереди ему известен. Очень хорошо известно, что будет этим вечером. Берлиоз добавляет — «Если мне, конечно, на голову не свалится кирпич». Здесь Воланд смеется и говорит: «Помилуйте, кирпич просто так на голову никому не свалится».
«Мастер и Маргариту» писал драматург — старый дяденька по фамилии Булгаков. А поскольку он был драматургом, то знал, что драматургия занимается причинно-следственной связью. И для классического понимания драматургии случайности или не существует, или случайность занимает некую локальную позицию. Об этом знают драматурги, я сейчас специально останавливаться на этом не буду.

Я слышал, что у вас уже была лекция по древнегреческой трагедии «Царь Эдип». Я не знаю, читали ли вы это произведение, но в нем — то змеиное яйцо, из которого вылупилась вся европейская культура, и, прежде всего, драматургия. В этой трагедии есть такой эпизод — чума в Фивах. Что-то случилось. И царь Эдип, как человек благородный, бесконечно благородный человек, справедливый, умный, начинает вести следствие по выяснению: в чем причина чумы. Ну, это все равно, что сейчас начать следствие, в чем причина надвинувшегося на Москву гриппа. И заболевания, скажем, президента, а вместе с ним еще 63-ти тысяч человек в Москве… Глупый вопрос, да? Вы скажете: «Причиной гриппа явились определенные микроорганизмы, которые, время от времени обрушиваются на столицу и заставляют людей болеть».
А вот драматургия, в частности, классическая драматургия, причину гриппа и множества других малоприятных событий ищет в так называемом нарушении норм. Или же причиной подобных событий могут быть некие грехи и преступления нравственного закона; а микроорганизмы здесь совершенно не при чем. Почему разразилась чума в Фивах? Умный человек — Эдип, отличный человек — Эдип – он ищет причину где угодно… Он спрашивает богов: «В чем причина?» Но причина — в нем самом. Он жил с собственной матерью как с женой и убил человека. Вот древние знали об этом, и древнегреческая трагедия, которая является прообразом драматургии, оперирует такими понятиями, как «нарушение нормы» и «механизм воздаяния».
Ну, например, совершили вы нечто — ударили ногой кошку или сказали маме неприличное слово (сказали: «Старая карга, уйди, смотреть на тебя не могу»), или же украли у своего соседа бутерброд, или 10.000 баксов, не знаю…, может быть, что-то среднее — музыкальный центр, что-нибудь еще… Милиция работает плохо, шерлоков холмсов у нас нет, ну чего там! Да если еще уехать куда-нибудь подальше…, скажем, на Курильскую гряду (что дальше — я не знаю… правда земля круглая — дальше Москва, наверное. Из Москвы в Москву — очень далеко). И вы думаете, вы недосягаемы, да? Но ничего подобного — включается некий невидимый для нас механизм (так считали древние), который приведет к тому, что все нарушители нормы исчезнут из этого физического слоя, или же, говоря сценическим языком, исчезнут со сцены. Вот особенно ярко это заметно в творчестве Шекспира. Он, как никто другой, знал об этих механизмах воздаяния. Вот, известная вам пьеска этого занудного англичанина — «Гамлет». Помните пьеску, да? Ходит там дяденька с саблей, что-то там размахивает и, время от времени говорит: «Быть или не быть?» Ничего более об этом нам не известно. Вот, скажите мне пожалуйста, а чего это дяденька с саблей и в черных трикотажных штанах (мы так это себе представляем) в конце концов окочурился? Вы скажете: потому что есть в мире подлецы, которые очень не полюбили дяденьку в черных штанах. А вот драматург скажет: «Какие, к черту, подлецы. Вы что, дети! Одумайтесь, при чем тут это? Сколько Гамлет уложил народа в этой пьесе, и сколько раз он нарушал норму!». Обращаю ваше внимание, прежде всего, на два убийства и два трупа, которые полностью на счету этого человека. Это труп Полония. Помните, такой был старичок, который любил подслушивать разговоры — отец Офелии… Наш экспансивный принц схватил железные ножницы и нехорошо с дяденькой поступил, не видя, что это Полоний. В результате этого покончила с собой невеста Гамлета — единственный человек, которого Гамлет любил. Я думаю, что если бы наш замечательной принц в черных штанах совершил бы только одно убийство, а не несколько, он бы, безусловно, исчез бы с лица сцены, так как механизм воздаяния в трагедии не любит нарушений нормы. Он включается тогда, когда норма нарушена и завершает свою работу тогда, когда нарушители нормы исчезают. Вот, помните, как здорово этот механизм воздаяния прошелся по действующим персонажам знакомой вам пьесы — ничего и никого — Фортинбрас один остался, который, собственно, к интриге или к какому-либо греху не имел никакого отношения.
Можно задаться вопросом: «А кто нарушил норму первый?» По Шекспиру первым нарушил норму Клавдий, который убил законного царя — отца Гамлета и завладел троном. Клавдий свое получит, но уже в расследовании этого преступления, где Гамлет, на самом деле, выступает, как следователь. Вот вы любите читать детективы, ну, кто-то любит, кто-то не любит, тем не менее это жанр, популярный сейчас, а истоки его — «Царь Эдип» и «Гамлет». Потому что царь Эдип является следователем, расследующим нечто, например, чуму в Фивах. И Гамлет является следователем, ищущим убийцу своего отца и пытающимся этого убийцу наказать. Да, норму нарушил Клавдий, но Гамлет тоже пострадал, потому что в своем следствии совершил массу неприличных действий. И этот персонаж более сложный, чем кажется нашему расслабленному слюнявому сознанию, которое делит всю драматургию и всю жизнь на хороших и плохих. Но в жизни все сложнее…
Так вот, возвращаясь к формуле Булгакова — «кирпич просто так на голову никому не свалится». Вы говорите: «Судьба». Да, можно и так сказать, но сейчас мы говорим с вами о драматургии, и мы скажем так: «Кирпич на голову Берлиоза свалился вот почему…» Или же скажем точнее: «Трамвай отрезал голову Берлиозу потому что…» В частности, потому, что Берлиоз жил исключительно головой. Ну, а как же, вы же помните диалог Берлиоза и Воланда на Патриарших прудах. Берлиоз доказывал Воланду, что, с точки зрения науки, Бога не существует. Христа не существовало. Ну как? — Логика – голова, да? Вот она — «репка». Репка говорит, что не существует Бога, репка говорит, что Христа не существовало, что это все позднейшие фальсификации исторической науки… А существует таблица Менделеева, закон Лейбница, квадраты, более сложные или более простые формулы… И, в частности, Берлиоз верил, был убежден в том, что после отрезания головы от тела жизнь прекращается. И вы помните, что жизнь, на самом деле у Берлиоза не прекратилась. Он был оживлен Воландом, и Воланд сказал ему: «Вы всю жизнь были поклонником теории, что когда у человека отрежут голову, жизнь прекращается. Теперь вы видите, что это не так, но в принципе,- говорит Воланд, — каждому достается по его вере. Вы уходите в небытие, в которое верили, а мы будем пить сейчас из этой чаши, в которую превратится ваша голова за бытие и за вечность, за вечную жизнь».
«Мастер и Маргарита» — произведение, во многом, нового времени. А драматургия нового времени отличается тем, что авторского произвола в ней значительно больше, чем так называемых логических, естественных законов — законов причинно-следственной связи. И если вы спросите, почему скажем, у Хармса вывалились те же старушки, мне нечего будет вам ответить, потому что произведения Хармса к драматургии классической не имеют ни малейшего отношения. Главное в них — произвол и авторский замысел, авторское своеволие. Вот Булгаков находится где-то на развилке: с одной стороны, он — человек классической культуры и классического понимания драматургии, как механизма воздаяния и выяснения причинно-следственной связи, а с другой стороны — это писатель авторского произвола. Но, вместе с тем, с некой долей вероятности, мы можем с вами сказать, что Берлиоз лишился своей головы, потому что очень много на нее ставил, и, более того, голова, которой он жил, мешала постижению истины. Голова, как вы понимаете, не самое главное. Вот в Евангелии сказано, что «бесы были умные, они точно знали, что Христос есть Бог, а люди не знали». И те люди, которые пришли к постижению Христа, сделали это, прежде всего, через сердце. Вполне закономерно, что Берлиозу отрезало голову — мешала она очень сильно ему для постижения мира, истины этого мира.
Так вот, что такое драматургия? Классическая драматургия — постижение причинно-следственной связи. И когда вы читаете то или иное произведение или, не дай Бог, будете писать какой-либо сценарий, то после того, как вы придумали нечто, задайте себе вопрос: «Почему это произошло?»
Что придумали — не знаю. Ну, как та же старушка вывалилась… Почему это произошло, почему старушка так наказана? Что старушка совершила? Или же, если вы начинаете свое произведение с какого-либо поступка, особенно поступка неблаговидного, задавайте себе вопрос: «К чему приведет этот поступок?» Вот, понимаете, только и всего. В таком вот простом, математическом, даже арифметическом измерении, драматургия есть выяснение причинно-следственной связи. Не более и не менее. Классическая драматургия исходит из идеи целесообразного устроения мира, т.е. в мире есть Бог, а, следовательно, есть справедливость. Драматургия нового времени, ХХ-го века исходит из идеи безбожия. Или же из того, что, может быть, Бог есть, но мы не знаем его отношения к человеку. Он человеческими делами не занимается, поэтому возможно, что и праведнику проломят голову, а это очень часто так и происходит.
Если мы пойдем далее в теории драматургии, то классическая драматургия оперирует такими понятиями, как «завязка», «кульминация», «развязка».
Ну вот, завязка, предположим, вы украли миллион, кульминация — вы убегаете от погони, и вот-вот вас настигнут, развязка — вас сажают в тюрьму, или же вы со своим миллионом становитесь очень счастливым человеком. Два варианта этой немудреной ситуации. Вам известно, что в драматургии существуют различные жанры — ну, например, трагедия, о которой я говорил, комедия, мелодрама, детектив и т. д. Ну это все, понимаете, само собой интересно, это вещи профессиональные, но я думаю, что каждый из вас, кто когда-либо серьезно увлечется подобными вещами, спросит: «А, скажите пожалуйста, какое все это имеет отношение к человеческой жизни? Что ваши чертовы законы вашей чертовой драматургии, все ваши причинно-следственные связи, какой-то механизм воздаяния и прочая чушь, которыми нам морочат голову, — какое это отношение имеет к нашей судьбе?» Тот, кто не всерьез увлечется этим материалом, скажет себе: «Да, никакого. Мы живем как Бог на душу положит»; или: «С какой ноги мы встали, с такой ноги мы и живем». Или же, «Ложится фишка или не ложится». На самом деле, то, как построена жизнь каждого из нас, каждого из вас, есть величайшая тайна. Чаще всего человек пребывает в самоуспокоениях, что на самом деле жизнь есть набор неких бесчисленных событий, жизнь есть абсурд, в котором происходят самые противоестественные вещи. Подлецы торжествуют, добрые люди спиваются, волки говорят, собаки летают, все что угодно — любая бессмыслица. И вот когда-то, когда так сложилась моя судьба, и я после долгих уговоров стал вести собственной курс во ВГИКе, мне естественно, пришлось читать кинодраматургию. И когда я заканчивал этот курс, я, собственно, и задался вопросом: «А для чего я все это читаю? Что, мало у нас драматургов, что ли? Когда у нас была киноиндустрия, больше сотни фильмов в год выплевывали! Кому они принесли пользу? Кому счастье? Не знаю. Что осталось в памяти после этой сотни картин? Ну одна, две, три… Ну, десяток наскребем. Что остается в памяти после вала американских картин, которые обрушиваются на нас и на весь мир (американская кинематография — самая развитая, и единственная кинематография, о которой можно говорить всерьез, потому что это — индустрия). Да, ничего в памяти не останется. Тот же набор из одной, двух, трех, десятка картин, не более того. И я задался вопросом: «Собственно говоря, что я читаю? Чем я занимаюсь? Имеет ли драматургия какое-нибудь отношение к человеческой жизни? И тогда я решил сделать следующую вещь… Это имеет отношение к тому материалу, который вам уже читался на этой сессии.
Вы рассуждали о судьбе. А если посмотреть, как реально человеческая жизнь-то устроена, подчиняется ли она законам драматургии, подчиняется ли она причинно — следственной связи? Логично или нелогично, что одного известного вам человека убили в январе 1837 года на Черной речке? Помните дяденьку? «Погиб поэт, невольник чести,/ Пал, оклеветанный молвой…» Логично, или нет? Почему это произошло? Ну, я вам скажу, почему это произошло. Потому, что появился нехороший человек Дантес, очень неприятный чувак и выстрелом из пистолета убил национального героя. В школе объясняли вам, да? Ну, слава Богу.
Или же, такое странное дело: почему, например, такое место в жизни Наполеона занимал случай? Человек, например, идет по мосту, который обстреливается картечью из 20 орудий. Все падают замертво, Наполеон проходит без единой царапины. Почему? Вы скажете — случай. А я, читающий драматургию, пожму плечами и скажу, что это странно. Почему случай так служит Наполеону и совершенно не служит тому же Пушкину, которому очень не везет? Или, например, довольно странная картина, связанная с Николаем Васильевичем Гоголем, другим нашим гением, гением в полном смысле этого слова, родоначальником всей новой литературы. Человек умирает от болезни, которую никто не может определить. И дело не в микроорганизмах. Врачи в середине XIX века — это уже были врачи, это не были эскулапы времен Парацельса и прочих кудесников. Это были квалифицированные люди, которые не находили ни малейшего повреждения, ни малейшей причины болезни Николая Васильевича. Тем не менее, кончина его была достаточно страшной. А почему?
Вот по идее, причинно-следственная связь должна ответить, почему? И она должна ответить, почему на голову упал кирпич.
И вы говорите — судьба. Давайте расшифруем судьбу с точки зрения причинно-следственной связи и посмотрим. Может быть, Пушкин завязал в завязочной части композиции своей жизни такие завязки и узлы, которые привели к выстрелу на Черной речке? И вот если это у нас получится, мы сможем сказать, что понимаем фразу «Весь мир — театр». И мы можем сказать, что в этой фразе есть какое-то более глубокое содержание, чем то, которое мы связываем с ней, — дескать, кругом лицедейство, все мы ломаем роли. Не в этом дело. Не про это сказано. А сказано про то, что наш автор небесный, о котором разные конфессии, говорят по-разному, но в какой-то точке все конфессии, построенные на единобожии, сходятся, — что он, отчасти, познаваем. Познаваем и с точки зрения законов, по которым работает драматургия.
Я задался этим вопросом и стал исследовать различные исторические материалы. Естественно, вы понимаете, для того, чтобы решить эту проблему, надо взять такое историческое лицо, о котором все известно. Или главные детали жизни которого известны. Что он делал в юности, в зрелости и т.д.
Вот если мы возьмем Ивана Ивановича Иванова, ничего мы не скажем, что Иван Иванович Иванов сделал в юности. И поэтому мы совершенно не сможем проследить причинно-следственную связь, зная, что он умер от рака. Или же, зная, что дожил до 101 года и умер во сне как святой. А больше ничего не знаем. Нет, это не подходит. А для того, чтобы посмотреть реально, подчиняется ли человеческая жизнь законам драматургии, нужно брать людей, о которых все известно.
И вот, я просидел над этим год и написал такую книжку «Механика судеб». Она сейчас публикуется в журнале «Киносценарии», хотя к киносценариям она никакого отношения не имеет.
И для начала я взял жизнь такого человека, о котором, кажется, известно все — Александра Сергеевича Пушкина. Не оттого, что это национальный гений и из него произошла вся русская словесность. А из-за того, что о его жизни все известно. И стал смотреть завязки, чтобы объяснить, почему на голову упал кирпич. Или же, почему появился какой-то Дантес, некий француз, который и по-русски-то не говорит, которого почему-то Пушкин в начале почти полюбил, очень неплохо к нему относился… Его очень забавлял этот белокурый красавец. Он потом почему-то погиб под его пистолетом. Сложная проблема.
Кое-что мне удалось раскопать. Вы знаете, что в каждом произведении художественном существует несколько линий. Возьмем какое-нибудь известное вам произведение, ну, скажем, ту же «Мастер и Маргариту».
В «Мастер и Маргарите» существует линия Иешуа — Пилат; линия Мастер — Маргарита; линия похождений Воланда и Бегемота по Москве и т.д. То есть, обычно некое произведение сплетено не из одной линии, а из множества линий -двух, трех, четырех, как позволяет профессионализм автора.
В жизни Пушкина я нащупал в завязочной части композиции (это примерно 10-е годы жизни поэта) несколько художественных линий, или, скажем, несколько линий жизни, к которым можно относится как к линиям художественным (мы договорились, что жизнь будем рассматривать с точки зрения драматургии). Эти линии бы можно озаглавить, например, «Я и дуэль» или «Мое отношение к дуэли». Или вторая линия — «Я и религия»; третья линия — «Я и власть»; четвертая — «Я и женщины».
В завязочной части композиции любого драматургического произведения возникают некие события, которые в итоге приводят к счастливому или несчастливому финалу. Вот давайте посмотрим на эти линии, на завязки пушкинские в десятых годах его жизни.
Ну, например, «Я и дуэль», «Мое отношение к дуэли». Мы знаем, что Пушкин окончил жизнь на дуэли. Существует такая записка жены Карамзина, знаменитого нашего писателя и историка, в которой она пишет: «У Пушкина, что ни день — то дуэли; и так странно: из каждого выходит в рестораны». По другим воспоминаниям, у Александра Сергеевича было просто по несколько дуэлей на дню, и каждая оканчивалась благополучно. Как вы понимаете, это были крайне несерьезные дуэли, игра в дуэль, когда люди, часто неплохо друг к другу относившиеся, цеплялись за какое-то слово и подогретые парами шампанского, стреляли друг в друга… Так, чтобы не попасть. Так чтобы, понимаете, пуля бы чиркнула — для этого надо хорошо стрелять. У Пушкина была очень сильная рука, он специально носил очень тяжелую палку, которую вверх подбрасывал и ловил, чтобы точно рука стояла при выстреле. Пушкин был очень неплохим стрелком, и поэтому он очень точно посылал пулю, чтобы она, не дай Бог, не задела бы кого. Очень неплохими стрелками были люди, которые стрелялись или бились на саблях… Это была игра в дуэль, которую прошли десятки людей.
Вот завязалась линия, и мы с вами думаем, что это как бы сойдет с рук. Ну мы думаем, что поиграли в дуэль, а потом кончили. Поиграли — и все. Чего там? Попужали друг друга, постреляли. Как было бы хорошо, ребята, если все бы так и было! Если бы жизнь представляла из себя вот такую легкую верховую прогулку или комедию, в крайнем случае — мелодраму. А вот, понимаете, жизнь каждого из нас заканчивается физическим исчезновением ее героя. Я не знаю, есть ли среди вас бессмертные. По-моему, пару людей я вижу, но не буду о них говорить. Остальные все умрут, и я умру. Комедией никак это не назовешь. Я к бессмертным не отношусь. Тут явно жанр трагедии, и в этом жанре, при завязке, люди играют в дуэль. Играют в убийство друг друга: стреляют, расходятся, опять стреляют. И люди уверены, что это никак на них не отразится.
Значит, первая завязка — «Я и дуэль». Вторая завязка, которую я выделил из жизни Александра Сергеевича: «Я и власть». Вот вы знаете родовую черту нашей интеллигенции. Вы все — интеллигенция. Правда, будете жить в другую эпоху, не скажу, что более легкую, но другую, когда потребуются не треп, а знания. И ваш облик, по-видимому, будет сильно отличаться от облика предыдущих поколений интеллигенции, которые знали мало, но говорили всегда много. И вот родовая наша черта — отрицательное отношение к власти. Ну, что такое власть? Ну, господи, там и сброд, сброд и коррупционеры… А мы-то хорошие с вами. Ох, какие мы хорошие! Посмотрите, замечательные! Вот бы нас допустили, мы бы устроили все по чести и справедливости, по добру…
Вот эта линия, понимаете, я не знаю, сколько ей лет, а вернее, сколько ей веков. По-видимому, родоначальником этой линии у нас был Радищев. Может быть, не Радищев, а Новиков. Декабристы, конечно же, совершенно оформили эту линию. Полностью оформили. И после декабристов интеллигенция воспринималась у нас исключительно как сила, бунтующая против несправедливости (в скобках — властей, потому что власть и несправедливость для нашего сознания — одно и тоже).
Линия «Пушкин и власть» реализовалась у Пушкина так, что он бесконечно долго раздражает власти — эпиграммой бесконечной, короткими стихотворениями, высмеивающими чиновников, дуэлями, определенным типом поведения. Это приводит к конфликту с властями.
Вот еще одна завязочка, да? Мы, скажем, написали на нашего начальника какой-нибудь пасквиль. Ну, скажем, жил-был наш начальник, который меня опекал, давал мне работу, принимал меня в доме… А я возьму и на него эпиграмму напишу. Ну какую-нибудь, я не знаю, ну какую:»…полумилорд, полукупец, полукузнец, полуневежда, полуподлец, но есть надежда, что будет полным наконец…» Эпиграмма Пушкина на графа Воронцова, который в одесскую ссылку был его покровителем. А эпиграмма родилась, в общем, из-за того, что Пушкин ухаживал за женой Воронцова, и естественно, Воронцов не очень хорошо на это смотрел и удалил Пушкина из Одессы. И написал ничего, да? И ничего, ровным счетом ничего нам не будет. Нет причинно-следственной связи.
А потом эта линия вдруг отзовется довольно странным происшествием, о котором до сих пор пушкинисты не могут ничего толком сказать. Николай I пытался предотвратить дуэль между Дантесом и Пушкиным, пытался. И более того, послал Бенкендорфа, чтобы предотвратить ее. Бенкендорф поехал в другую сторону. Они даже на улице встретились и великолепно так вот разминулись.
Но как у нас говорят: Николай организовал заговор и нарочно направил Бенкендорфа в другую сторону. И Дантес еще в кольчугу одетый вот… У нас еще один миф про кольчугу на Дантесе, был, во всяком случае, в эпоху моей молодости очень популярен (сейчас уже, слава богу, нет). Ну, вот организовали заговор. А вот если мы посмотрим на отношение Пушкина к власти как на одну из завязок, то очень логичная развязка этой завязки, которая происходит в конце жизни, очень логичная. Случайность, вполне обоснованная тем, что власть была в постоянном напряжении от Пушкина и постоянно уязвлена им. В общем, понимаете, еще один кирпич случайно упал с крыши. Бенкендорф в другую сторону поехал. Специально, именно специально. Ошибся. Чувачок ошибся. Мы скажем, просто так чувачок ошибся. А похоже, что нет. Похоже, что это завершение одной из драматургических линий. Вы скажете судьба, да? Что объясняет судьба? А вот драматургия объясняет.
Или же третья линия, завязанная в молодости поэта, скажем «Я и религия». Вы знаете, что Пушкин, во всяком случае, в первую половину своей жизни был поклонником французского просвещения, французских энциклопедистов. Были такие люди, из идеологии которых родилась Великая Французская революция. Многие из них были атеистами и, в частности Вольтер, который написал произведение под названием «Орлеанская девственница». Оно является пародией или хохмой, по-нашему, на великую французскую святыню, пародией на Жанну д'Арк. Пушкин был поклонником французского просвещения и в первой половине жизни, кажется, не разочаровался в ней. И, вслед за Вольтером, пишет свою поэму «Гаврилиада». Не знаю, читали ли вы. Как люди, интересующиеся этим, читали. Я тоже читал в детстве. В детстве первое, что я прочел, была «Гаврилиада». Но вот сейчас, когда становишься взрослее и, может быть, умнее, то понимаешь, что Александр Сергеевич написал чудовищную «клюкву». Вы знаете, такая развесистая «клубничка». Вот сериал сейчас идет по телевизору, вы знаете, «Клубничка». Так вот, Александр Сергеевич — сделал еще хуже. Ну, это пародия на Новый Завет, где, в частности, есть ряд фривольных эпизодов, которые Александр Сергеевич хотел показать очень смешными. И современники смеялись. Такая французская традиция, свой вариант соблазнения, грехопадения. Почему Еву и Адама господь так отвращал от древа познания добра и зла? Библия говорит, что он заботился о бессмертии и богоподобии человека. А Александр Сергеевич говорит нам просто, что Бог берет Еву как любовницу себе и поэтому не давал ей съесть яблоко, иначе она будет любовницей и женой Адама. Это та простота, которая хуже воровства.
Поэма была написана. Мы скажем: «Ну и что? Подумаешь, делов-то куча. Мало ли, что мы пишем: на заборе, в лифтах. Спартак — чемпион и все, что угодно мы напишем. Что Курт Кобейн жив, жил и будет жить». Понимаете, там сначала был Виктор Цой, потом Курт Кобейн. Но с Куртом Кобейном все легче, проблема более простая.
А вот то, о чем я говорю — более сложно. Все сойдет с рук… Вот завязка — поэма. Поэма, взятая жандармами. Автор определен — Пушкин. Поэма, которая лишний раз отвращает государя от Пушкина. Не от того, что государь был такой нравственный человек. Какой он был нравственный человек… обычный чиновник. А потому, что жизнь государя построена как бы на других основах и это покушение на основы государства и, прежде всего, на культуру христианства.
Чем это отзовется в финале? А отзовется это в финале довольно странным событием: митрополит петербургский откажется Пушкина отпевать, сказав довольно странную фразу: «Самоубийц мы не отпеваем.» Ну вот еще один эпизод. Если рассматривать его без контекста, мы скажем, что митрополит был старый клерикал, ничего не петрил и просто своим решением не хотел идти на конфликт с государем. Но с точки зрения причинно-следственной связи, это довольно логичный поступок и поступок, вытекающий из завязочки под названием «Гаврилиада». Жуковский в разговоре с государем говорил, что якобы у Пушкина была очень возвышенная смерть, это был золотой человек, типа Карамзина. Николай замахал руками и сказал: «Да брось ты! Карамзин жил и умер как ангел, а Пушкина насилу заставили умереть христианином». Я вырос в то время, когда эта фраза трактовалась так, что убили все таки Пушкина, насилу заставили умереть…
Да нет. Вот в этой фразе, в отказе отпевать Пушкина (его отпевали только в церкви на месте погребения, во всяком случае, митрополит долгое время не хотел вообще этого делать), сказывается развязка из той завязки под названием «Написание «Гаврилиады» и бесконечная игра во французское ателье.
Или же, четвертая линия — «Я и женщины». Вот существует масса такой литературы сомнительного качества, сомнительного рода достоверности. Это и «Донжуанский список Пушкина». А вот я еще читал такую книжонку «Тайные дневники Пушкина», якобы обнаруженные. Все эти дневники есть описание оргий в борделях, проституток. Мне, честно говоря, совершенно неинтересно, подлинник это или лажа. Скорее всего, лажа. Но вот кое-что нам известно, хотя бы та же история с графом Воронцовым. Это я уже упоминал. Пушкин в ссылке, а ссылка, кстати, произошла во многом из-за «Гаврилиады» той же. Пушкин в ссылке, начальник его — граф Воронцов. Граф Воронцов — образованный, по-видимому, умный человек, пускающий Пушкина в свою семью. И тут же Пушкин начинает ухаживать за его женой.
Ну, кажется, человек может влюбиться, да? Мы с вами скажем: ну и что? Мало ли мы ухаживали за женами других людей? Нам ничего не будет. А причинно-следственная связь говорит, что это же завязка, а средства будут определенными. Вы даже можете просчитать… А как у Пушкина это все выглядело? А то, что за его женой стали точно также ухаживать, точно также поступать, как он пытался поступить, в частности, с женой графа Воронцова и с другими женщинами. И в некотором смысле это объясняет, почему Пушкин на первых порах знакомства с Дантесом так здорово к Дантесу стал относится. Дантес, как и Пушкин, был великий остроум. Пушкин был очень остроумный человек. Дантес также очень любил острить и шутки, каламбуры его не лишены приятности. Дантес точно также был очень большой забияка и любил играть в дуэль. Пушкин узнал себя в свои молодые годы. «Ну что, это ж я". Дантес так же, как и Пушкин, в молодости увивался за женщинами. Этот самый Дантес потом, когда вот этот камень, вот это колесо прошлось по собственной жизни поэта…
Вот завязки и развязки. Но Пушкин не был бы Пушкин, а был бы обыкновенным обывателем, пошляком, идиотом, если бы не предугадал все это инстинктивно. А это случилось с Пушкиным в Михайловском в начале 20-х гг. XIX века.
Вот в драматургии и существует понятие золотого сечения, под которым понимается точка покоя в композиции, где действие затухает, расположенное в пропорции примерно 2/3. Математическая формула достаточно сложна, там пропорции более точные. Точка затухания действия. Вот где-то в середине композиции жизни. Или же в последней трети композиции. В драматургии это делается для того, чтобы дать отдохнуть зрителю, и в последней половине фильма его эмоция была бы более яркой.
Так вот, в жизни Пушкина такое золотое сечение, на мой взгляд, это начало 20-х гг., когда он отбывал ссылку в Михайловском. И вы знаете, у меня такое ощущение, что он как бы все понял, что его ожидает. Я знаю, как это произошло. Он гений был, так сказать, гений чистой воды (это как бы видно по его произведениям), но это видно и по его жизни. Понял, не знаю, логически ли понял, или интуитивно, и решил все эти завязки перевязать. Сделать их другими. Вот причинно- следственная связь: я сделал то-то, мне следует то-то. А давайте я сделаю наоборот и, может быть, следствия будут другими. И, вот, в Михайловском, Пушкин занялся перевязыванием практически всех узлов в своей жизни. Попыткой перевязывания. В Михайловском Пушкин очень много пишет, очень много читает. Главное — что он одинок: практически кроме общества в Тригорском у него нет близких людей.
Верховые прогулки, завтрак, письмо, купание в реке, вечер в Тригорском, весь день в занятиях, в работе… И вот те парадигмы жизни Пушкина меняются, или поэт пытается их сменить.
Ну вот мы говорили первая линия: «Я и дуэль». Пушкин явно понимает, что эти времена прошли и больше дуэлей быть не должно.
Или линия «Я и власть». Пушкин пишет письмо государю Николаю Павловичу, в котором обязуется не предпринимать больше никаких противоправных действий. И, более того, сотрудничать, как может, с властями. И это покаянное письмо приводит к встрече с государем Николаем Павловичем, где государь сказал: «А где ты был бы во время событий на Сенатской площади?» И Пушкин не соврал, сказал, что со своими товарищами. Имелось ввиду декабристское восстание.
А тем не менее, разговор кончился примирением двух сторон, государь сказал: «Вот тебе моя рука»,- Пушкин пожал, и они вышли друзьями, обнявшись, и своей свите государь сказал: «Вот перед вами новый Пушкин, того — забыть».
Линию «Я и религия» Пушкин также пытается перевязать. Это выражается, в частности, в категорическом отказе от авторства «Гаврилиады», во-первых. Во-вторых, это выражается в том, что последние годы своей жизни, в конце 20-х — начале 30-х гг. Пушкин полностью отказывается от атеизма и пишет ряд глубоких христианских стихотворений и произведений. «Отцы-пустынники и жены непорочны», например, или «Как с древа сорвался предатель ученик».
Линия «Я и женщины» перевязана поэтом, и также идея перевязки родилась в Михайловском. Другие завязки, и, вроде, следствия должны быть другими. Александр Сергеевич делает несколько предложений подряд разным женщинам, и, наконец, его предложение со второго раза принимается Гончаровой. Пушкин доказал, что понял. Он, видимо, все понимал, что должно произойти. И это не мой домысел. Дело в том, что на самом деле Пушкину все было предсказано в конце 10-х годов госпожой по имени церковный двор. Госпожа Кинггоф, известная петербургская гадальщица. Остались документы, остались факты, подвергать которые сомнению не имеет смысла. Немка полностью предсказала ему судьбу. Более того, она сказала, что все должно сложиться так, что вы примете смерть… Вы, человек знаменитый, примете смерть от человека с белой головой. Пушкин, кстати, очень опасался дружбы с блондинами. И более того, в один период его жизни белую голову трактовал как начальника масонского ордена, после этого отошел от масонов.
Все было предсказано, но гадалка сказала, что есть возможность на самом деле, что если в тридцать семь лет не случится это с вами, то вы проживете долгую и счастливую жизнь. Или в тридцать семь, или в девяносто. Всю свою жизни Пушкин находился под впечатлением от этого гадания. А впечатление это было потому, что гадалка очень точно предсказала даже не то далекое будущее, о котором Пушкин еще не знал, а предсказала, что случится с Пушкиным на следующий день, через три дня. Она предсказала, что близкий друг отдаст ему карточный долг и он получит деньги от родителей. Ни того, ни другого он не должен был получить, но все состоялось, и Пушкин очень поверил в предсказание.
Казалось бы, в Михайловском и после Михайловского Пушкин перевязал узлы. А почему же все-таки это не подействовало? А потому, что эти новые причины и новые завязки не смогли перевязать старые завязки. Потому что все они оказались, практически, не последовательными.
Вот, например, линия «Я и женщины». По очень многим документам, женитьба вовсе не гарантировала Пушкину, не оберегала его от увлечения другими женщинами, в частности, сестрой собственной жены Натальи Николаевны Гончаровой.
Или же линия «Я и дуэль». Вот очень долго крепится, а первым посылает картель, первым бросает вызов Дантесу. Не состоялся зарок, не получилось, сорвался.
Или же линия «Я и власть». Пушкин открыто демонстрирует свое презрение к тому чину камер-юнкера, которым наградил его царь Николай Павлович. На самом деле, в камерюнкерстве не было ничего зазорного. Это была первая ступень для роста в карьере. Вслед за камерюнкерством, Пушкин наверняка очень быстро получил бы и другие чины. Это его чрезвычайно ранило, он не скрывал своей обиды на двор. Обида дошла до государя и это послужило очередным поводом к раздору. И эта линия не состоялась и не сработала. Новые завязки не смогли перешибить завязок старых. Старые завязки взяли свое и механизм воздаяния сработал по старым завязкам, т.к. новые оказались мелки и непоследовательны.
И вот я наткнулся на один документ. Случайно один из соотечественников, кажется в 70-е годы прошлого века, встретился с постаревшим Дантесом, кажется, в каком-то швейцарском пансионе. Он понял, что это Дантес и просто не захотел к нему подходить, к убийце Пушкина. Дантес сам к нему подошел. Дантес был старый, седой. И Дантес сказал ему следующее: «Вы считаете меня убийцей Пушкина. Но я прошу передать вашим соотечественникам от меня следующее: я не хотел его убивать, и я не понимал, что происходит. Просто черт вмешался в дело».
Вот эта фраза Дантеса. Черт вмешался в дело. Это говорит об очень многом. На самом деле, Дантес был орудием и итогом некой причинно-следственной связи, которую завязал поэт в своей жизни в начале, в завязочной части композиции.
Но я сейчас рассказываю вам все это вовсе не из-за того, чтобы сказать: «Посмотрите, вот что случилось с Пушкиным; не делайте так, ребята!» Надеюсь, вы понимаете, что я говорю вовсе не об этом.
Я говорю о том, что имеет отношение к каждой человеческой жизни, к каждому из вас, каждому из нас, а вовсе не об Александре Сергеевиче, который был гением и натурой возвышенной. И то, что своей смертью он не обеспокоил практически никого — доказывает это. Понимаете, смерть очень многое значит. Вот как человек умирает — такой и был человек. Пушкин умирал возвышенно, тихо, бесконечно обеспокоенным о судьбе своей супруги. То, что он был гений — не нуждается в разъяснениях, поскольку сам исторический путь литературы, в начале которого поставлен Пушкин, говорит это.
А вот то, что случилось — есть драматургия судьбы, механика судеб. Или же законы кармы, воздаяния.
Вы скажете: нет людей безгрешных. Каждый из нас совершает то, другое, пятое, десятое. У вас грехов меньше — вы молодые люди, у меня грехов бесконечно больше, т.к. я по сравнению с вами уже старик. Как избежать? Я задался этим вопросом и пришел к некоторым выводам.
Один из них таков. Завязки можно перевязать, чтобы следствия были другими, что Александр Сергеевич и постарался сделать, но это надо делать более последовательно. Но на самом деле, истинный путь к подобному изменению судьбы знает любой христианин. Это — покаяние. Всего лишь. Искреннее покаяние, или таинство причастия. Вот покаяние разрывает причинно-следственную связь. И частично освобождает нас от воздаяния или, выражаясь драматургическим языком, от развязок на те завязки, которые мы совершили в первой трети композиции нашей жизни.
А почему это столь важно? Вот, понимаете, стоят какие-то церкви, какие-то деды с бородами ходят. С крестами. Да? Чего-то заставляют нас делать. А мы не хотим этого делать. Говорим: «Да что вы, мы сами с усами, у нас все в руках!» Невозможное дело. Даже таким гениям, как Александр Сергеевич, это не удается, а уж о простых обывателях и говорить нечего. Покаяние — один из путей, самый эффективный в нашей культуре, который причинно-следственную связь разрывает. Или же действие ее ослабевает. И развязки могут быть более простыми и менее болезненными для нас, чем без оного.
Есть и другие пути. Другие пути — шулерские. Я их также пытаюсь рассмотреть, я не буду сейчас на этом останавливаться. В частности, от смены имени собственного очень многое зависит. Вот если вы посмотрите на некоторых известных людей с псевдонимами, если вы посмотрите на их жизнь, то вы увидите, что резкое изменение в карьере очень часто по времени совпадает с взятием псевдонима. Аня Горенко взяла и стала Ахматовой. Или Борька Бугаев взял и стал Андреем Белым. Или Норма Джейн взяла, взбалмошная девка, и стала Мэрилин Монро.
Я не буду останавливаться сейчас подробно на этой теме. Скажу, что тот, кого интересует метафизика имени, что значит имя в человеческой судьбе, читайте отца Павла Флоренского, его незавершенную работу «Имена». Там говориться о том, что значит имя. Слово это очень серьезно. Вселенная реагирует не только на цифры, но и на слово. Есть еще некоторые пути, но, чтобы не смущать ваши юные души, я на этом останавливаться не буду.
Завершая сегодняшний разговор, я скажу следующее.
Мы начинали с вами разговор о том, что есть драматургия. Я хочу вам сказать, что драматургия не есть ваше своеволие. Не есть то, что сейчас стукнуло в вашу башку. А драматургия фильма, и драматургия как таковая, есть серьезное исследование следствий, которые бывают из поступков человека, из его мыслей. Потому, что мысль это тоже поступок, что особенно для нас тяжело. Это категорический императив христианства, совершенно не подвластный нашей хлипкой мускулатуре.
В драматургии все должно быть обусловлено. Если происходит случайность, вы должны сказать, почему она происходит, не оттого, что мне так захотелось. Оттого, что мой тот или иной герой, персонаж, поступил или подумал вот так.
Если происходит смерть, или счастье, или выигрыш. вы должны знать, почему происходит. Исследование причинно-следственной связи. И вот этот аспект драматургии имеет далеко идущие последствия, как я попытался вам сегодня рассказать, и приложим к любой другой человеческой жизни.
Естественно, что существует и другая драматургия, другая литература. Существует драматургия своеволия, драматургия гротеска и абсурда, но сегодня я говорил с вами о так называемой традиционной драматургии и традиционных культурных ценностях, которые происходят из идеи целесообразности мира, упорядоченности мира, или из идеи Бога.

Вопрос: Вы говорили про то, что можно перебить завязки. А может произведение искусства перебить завязку? Например, «Андрей Рублев» для Тарковского? И еще — может ли один человек перебить завязку, завязанную другим?

Ответ. Если бы я ответил на ваш вопрос, я бы стал персонажем программы «Третий глаз». Или же мне пришлось бы надевать сутану. Я не монах. Тут действует только мое скромное мнение Т.к. вы понимаете, что никаким человеком, дающим ответы на столь глобальные вопросы я быть не хочу. Это не по моим плечам, я считаю это как бы нехорошим делом…
Понимаете, с «Андреем Рублевым» много очень связано, коли вы назвали этот фильм. Безусловно, в целом эта картина возвышенная. И в целом эта картина сыграла миссионерскую роль. Тарковский был миссионером, человеком, озабоченным восстановлением или наведением моста над культурой советской эпохи. Атеисты все, а вот Тарковский был верующим. И свою веру пытался донести до нас. В тогдашнем контексте советского кино. Это типично миссионерская вещь. Я как бы немножко его знал и то, что я говорю, проверено моими личными ощущениями. Возвышенная картина, но вместе с тем здесь вещи, на которые я не могу ответить.
Скажем, во время картины была сожжена корова и погибла. Андрею Арсеньевичу надо было снять горящую корову. Животное подожгли. Вот вы говорите: ну и что? Вот если бы мы были с вами в Индии, вам бы показали «ну и что!». Сгорела корова. Вот я не могу дать ответа на ваш вопрос. Никакого. На него и Достоевский не мог бы дать ответ. Стоит ли слезинка замученного ребенка всеобщей гармонии? Достоевский говорил, не стоит. Если в основу гармонии положена слезинка ребенка, такая гармония не стоит выеденного яйца. Я не знаю, что Вам ответить, но может быть, я, на всякий случай, с Федором Михайловичем и соглашусь. Не стоила, не перебила.

Вопрос: А в плане вашей личной судьбы? Ваш сценарий?

Ответ. Лично для меня сценарий — все это чушь собачья, по большому счету. Ну а творчество… Вы говорите о творчестве, видимо, да? Для меня творчество является единственной скорлупой, в которой я могу как бы отсидеться, безусловно. Вы это спрашиваете? Может ли творчество соткать над человеком некий шатер, делающий его менее уязвимым, это? Да, может.

Вопрос: Скажите, а вы верите, что человек, художник, автор создает произведение искусства… И то, о чем он делает произведение, начинает происходить с ним в жизни?

Ответ. Я думаю, что здесь есть безусловная взаимосвязь. Если это произведение написано еще талантливо, то да, оказывает. Я специально не занимался этим, но, во-первых, я, убежден, что слово много значит вообще, и, кроме всего прочего, я просто знаю, что этой проблемой были озабочены, например, Пастернак, Ахматова. Они говорили, в частности, про Есенина, что не надо было Есенину так плакать о смерти. Доплакался. И по-моему, Пастернак вообще говорил, что поэт предугадывает собственную смерть, и то, что он напишет, определяет его судьбу. Как бы не случайно, скажем, у Есенина, самоубийство, смерть, играет столь много роли в написанном тексте. Понимаете? Не случайно вот тот же Курт Кобейн… если вы посмотрите его тексты, там крайне много суицидных вещей. Можно сказать, что сами тексты, еще размноженные в миллионах копий, сыграли очень плохую шутку.

Вопрос: Вы сказали, что неизвестные люди меняют свои имена. А вот не могло быть так, что сначала стали известными, а потом свое имя решили сменить?…

Ответ. Могло. Вот я приведу вам в пример следующее. Вот недавно была Олимпиада в Атланте. А помните ли вы такого трясущегося негра, который никак не мог зажечь Олимпийский огонь? Мухаммед Али, да? А вы знаете ли, что невезуха его совпадает с взятием псевдонима? Когда он был Кассиосом Клеем, ложилась фишка. За Мухаммедом Али фишка не пошла. Об этом вы спрашивали? Я вам говорю, что перемена имени влияет на вашу жизнь по причинно-следственной связи. При помощи перемены имени вы можете изменить свою судьбу. Но это шулерский метод. За это также прийдется платить. Если вы неизвестны, перемена имени может, в принципе, дать вам известность. Если вы известны и перемените имя, то вы, в принципе, можете уйти в неизвестность. Я вам говорю об этом.

Вопрос: А вы не знаете, в какой последовательности, т. е. нет ли каких-нибудь планов…

Ответ. Вы знаете, наверное, есть. Но я для себя, как-бы эту проблему полностью не мог откинуть, потому, что здесь надо обладать настоящими энциклопедическими знаниями, как скажем, отец Павел Флоренский. А я человек, к сожалению, другой эпохи и «мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».

Вопрос: Вот когда вы говорите о драматургических линиях судьбы, о Пушкине, в частности, вроде бы рассматривается судьба в целостности, и эта целостность возникает уже после того, как человек умер. А вот если человек еще жив? Вот мы не знаем, как мы все умрем…

Ответ. Как умрем — мы не знаем. Но все-таки кое-какие последствия мы обязаны знать. Если мы делаем дело неблагое, то оно обязательно на нас отыграется. Правда, здесь есть один момент, но о нем я просто не хочу говорить. Есть один момент, когда без покаяния можно кое-что изменить, но это супершулерский момент, я просто не буду о нем говорить. В общем, короче говоря, можно предугадать. Мы все должны знать, что все отзовется на нас. Все на нас отзовется, и мы должны об этом заботиться.
Но, ребята, с этого я начал, и это сейчас говорю: не наука то, что я говорю, не наука. Воспринимайте это не как пророчество. Воспринимайте это как подсобный материал для размышлений, не более того, потому что иначе будет плохо для меня и для вас. Не пророчество и не наука. Политическая концепция, пища для размышления, только и всего.

Вопрос: Может ли быть воздаяние в какой-то другой жизни?

Ответ. Индуизм и буддизм говорят, что да. Наверное. Я думаю, что неблагополучие многих молодых людей вызвано причинами, таящимися в других жизнях. И в каком-то глобальном значении, я думаю, что происходящее сейчас с Россией, есть просто расплата за очень многие наши прегрешения в ХХ веке. И просто так это никакими реформами не изменить. Это нужно избыть, и, может быть, Бог простит.